На следующий день с самого утра он снова отправился в синагогу и снова оставался в ней до глубокой ночи.

Так продолжалась несколько дней, до пят­ницы. После полудня реб Исроэль вышел из си­нагоги и двинулся по направлению к микве, очиститься перед субботой.

Вдруг доро­гу ему загородил патруль повстанцев.

— Ты кто такой? — грозно спросил офицер с громадными усами и в расшитом золотом мунди­ре, а двое солдат наставили на реб Исроэля ру­жья с примкнутыми штыками.

— Я торговец, — спокойно ответил реб Исро­эль. — Приехал в Дебрецен за товаром: финика­ми, вином, сухофруктами.

— Какие еще финики, — возмутился офицер, — когда война вокруг! Покажи документы.

Реб Исроэль достал свои документы.

— Так, так, так, — усмехнулся офицер, уви­дев, что реб Исроэль приехал из Австрии. — Фи­ники он покупает, сухофрукты. Знаем мы твои финики. А ну, пошли с нами.

—  Куда «пошли»? — попробовал возразить реб Исроэль. — Суббота через три часа начинает­ся. Мне еще в баню надо успеть и в микву.

— Будет тебе сейчас баня, — грозно пообещал офицер и закатил реб Исроэлю такую оплеуху, что у него начисто пропало желание возражать и спорить.

Караул привел реб Исроэля в тюрьму. Не успел он оглядеть камеру, как тюремщик и солдат с ружьем повели его по коридорам и лестницам, по­ка он не очутился в комнате перед тремя офице­рами.

— Военно-полевой суд повстанческой армии, — громким голосом произнес офицер, — приговаривает тебя, как шпиона австрийцев, к смертной казни через расстрел. Ввиду обстоятельств воен­ного времени, приговор окончательный и обжа­лованию не подлежит. Приведение приговора в действие состоится завтра, в десять утра. Отвес­ти подсудимого в камеру смертников.

Реб Исроэль открыл рот, он хотел возразить, что никакой он не шпион, а обыкновенный торго­вец, и приехал в Дебрецен не за военными секре­тами, а за финиками и вином, но тюремщик схва­тил его за шиворот и выволок из комнаты.

Оставшуюся часть дня реб Исроэль провел за чтением Псалмов. Он прервался лишь для молитвы, встречающей субботу, и продолжил чтение. Закон­чив книгу Псалмов, он начинал ее с самого начала.

Реб Ис­роэль не сомкнул глаз до самого восхода: о мно­гом передумал он в эту ночь, многие решения при­нял, много дал обещаний и зароков.

С первыми лучами солнца загрохотала австрий­ская артиллерия. Потом раздались нестройные ру­жейные залпы, забили барабаны, осаждающие войска снова пошли на штурм. Реб Исроэль надеялся, что в суматохе сражения о нем позабудут, но, когда часы на тюремной башне звонко отвесили десять ударов, дверь в камеру распахнулась.

— Австрийский шпион Исроэль? — спросил тю­ремщик, держа в руках лист с текстом приговора.

— Я не... — начал было реб Исроэль, но тю­ремщик не стал дожидаться конца фразы, при­шпилил лист к двери камеры и жестом приказал солдату вывести узника.

Сол­даты привели реб Исроэля на пустырь, и реб Исроэль понял, что его земной путь подошел к концу.

Внезапно на пустырь выехал отряд мадьяр­ских гусар. Впереди на караковой лошади скакал красавец-генерал. Сопровож­дающие реб Исроэля солдаты взяли под козырек. Генерал небрежно кивнул и вдруг, почти проска­кав мимо, поднял лошадь на дыбы и повернул ее мордой к узнику.

— Эй, Исролик! — крикнул он, вытащив труб­ку изо рта. — А ты что тут делаешь?

— Меня привели на расстрел, — ответил реб Исроэль.

— Как это на расстрел? — удивился генерал. — А за что?

— Шпион австрияков, ваше превосходитель­ство! — отрапортовал старший караульный. — Трибунал постановил расстрелять.

— Да какой он шпион! — махнул рукой гене­рал. — Я его сто лет знаю. Обыкновенный торговец. Веди-ка его обратно в тюрьму.

—  Никак не можем, ваше превосходительство! — воскликнул старший. — Приказ получен — привести и расстрелять.

— Молодец! — крикнул генерал. — Вот за это хвалю! Приказ — главное в армии. Хоть генерал перед тобой, хоть ангел небесный, а приказ из­воль выполнять. Молодец. Однако, вот как по­ступи: к столбу Исроэля поставь, а стрелять — не стреляй. Я тебе сейчас другой приказ привезу.

Он хлестнул лошадь и помчался в сторону тюрьмы. За ним, бешено стуча копытами, после­довал отряд гусар. Когда пыль улеглась, солдаты подвели реб Исроэля к столбу, привязали верев­ками и уселись под стеной.

Долго ожидать не пришлось. Спустя десять минут гусарский генерал влетел на пустырь.

—  Вот, — бросил он старшему свернутую в трубочку бумагу. — Ведите его обратно в тюрь­му. До особого распоряжения.

Солдат развернул бумагу, прочитал приказ и взял под козырек. Генерал махнул на прощание рукой, и гусары ускакали.

Реб Исроэля отвязали, отвели в тюрьму и во­дворили в ту же самую камеру, на дверях которой красовался приказ о его расстреле. Он продол­жил пост и чтение Псалмов.